Ведьма или ангел, птица или зверь, - вернись, я оставлю открытым окно и незапертой дверь...(с)
задание - описать обстановочку вокруг себя без использования существительных
Я сижу на довольно удобном длинном, не слишком мягком. Он приятно коричневый, бархатистый, покрыт флисовым рисунчатым, слегка затёртым. Тут я сплю, читаю, глажу своих пушистых и мурчащих, слушаю мелодичное, а прямо сейчас печатаю странное нечто, и оно появляется на мерцающем голубоватом, прямо напротив меня. Позади меня несколько прямоугольных комфортно мягких, вычурно узорчатых, коричнево-бирюзовых, а также мягкий пушистый красный, не слишком тонкий и лёгкий, сейчас аккуратно сложенный, под которым я сплю. Рядом слева от меня небольшая плоская, обтянутая белой шерстяной барашково-кучерявой мягкой, очень нежно прикасающейся к щеке, когда я на ней сплю. И также маленькая жёлтая вытянутая, приятно шуршащая можжевеловыми, которыми она набита. Её я кладу рядом, чаще когда головная надоедливая не даёт спокойно уснуть, и наслаждаюсь приятным древесным, который она до сих пор хранит. Слева над на однотонных светло-бирюзовых фактурных висит прямоугольная, оригинально выполненная неизвестным корейским кем-то, изображающая высокий горный, покрытый редкими высокими, слегка корявыми, а внизу протекает спокойная , полноводная, омывающая каменистые, изрезанные и выступающие из неё округлые холодные. Прямо под этой прямоугольной - низенький простой квадратный, очень лёгкий, поэтому его удобно передвигать туда-сюда, что весьма практично. На нём как обычно полно всего навалено - тут и старые, уже прочитанные, и новые, только купленные и подаренные недавно, толстые и не очень, но совершенно точно интересные, покорно ожидающие своего. Два абсолютно разных, но по-своему красивых, необычных, совершенно необходимых особенно в это тёмное самайновское, они хранят внутри горящее, которое освещает и придаёт всему вокруг особую, таинственно-сказочную, правда освещает конечно не достаточно, чтобы читать, но чтобы уютно засыпать - вполне себе. Совсем недавно тут рядом с ними стоял ещё такой же тыквенный традиционный, но он не очень долговечный, увы. Тут же лежат и недовязанная коричневая, неважно что, всё равно распущу, не очень получилась, ну и конечно шерстяные, смотанные в аккуратный, куда же без них. А снизу ещё стоит большущая, доставшаяся мне каким-то непостижимым нечтом, плотно смотанная с джутовыми но тонкими, ожидая моей безудержной и кривых, растущих из (молчу-молчу).
Над ведущей в соседнюю детскую застеклённой наполовину, висят круглые простецкие, с крупными арабскими и показывают время, надеюсь, что правильно. Дальше громоздится высокий двухдверный платяной, со стеклянными матовыми, которые в новогодние наши самые любимые украшаются собственноручно нарисованными белой зубной (ну то - чем зубы чистят) разными причудливыми, насколько позволяет то самое безудержное и кривые, растущие из (ну вы поняли). Позади него прячется гладильная, вон торчит немножко, я отсюда вижу. Передо мной лежит синтетический довольно плотный оранжевый, с коротким, местами потраченным моим обожаемым пушистым когтистым, предпочитающим использовать его настолько вольно. Но а вообще он для более приятного и мягкого, чтобы стоять, сидеть и даже лежать (помню как читала лёжа на нём, когда мы только переехали). Слева на нём разместились временно в высоком прямоугольном, бережно застеленном мягкой, хоть и старенькой махровой, четыре недавно родившиеся невероятно милые и пушистые - белый, рыжий, черно-белый и пёстрый, которые только и делают что спят и кушают. И иногда там же с ними находится их заботливая родная, наша трёхцветная молодая ласковая, которую мы все очень любим. Я смотрю вперёд на серое, покрытое облаками вечное нечто (или ничто) сквозь тонкие прозрачно-зелёные, украшенные цветочным незамысловатым. За ними на белом пластиковом (сейчас оно всё пластиковое) стоят несколько керамических с растущими и даже цветущими, тянущимися вверх (кажется, я их опять забыла полить, ой). Белые нежные миниатюрные цветут уже довольно долго, чему я несказанно рада. Напротив занавешенного этими лёгкими зелёными стоит старый советский полированный, который вообще обеденный, но временно используется как письменный, компьютерный и рисовальный. Он обычно бывает завален всякой разной, потому что там кое-кто делает заданное допоздна и редко за собой убирает. Всё это освещает металлическая настольная, невероятно яркая, которую я чинила уже и не вспомнить сколь часто. Там же стоит мой древний (не настолько, но всё же довольно старый и не слишком мощный) персональный Он, хранящий в себе много очень важного и неважного, которое давно пора удалить. С ним же, разумеется, проводная дешёвая, но вполне удобная кстати, хоть и не слишком шустрая. Ну и новенькая подсвеченная тремя разными, чтобы в ночное и тёмное я попадала на правильные и не косячила, если вдруг обычно засиделась-задумалась или что-то сочиняю. А, и плоский 19-дюймовый, куда ж без него. Возле временно компьютерного расположилось округлое вертящееся, обтянутое белым меховым, хоть и не настоящим, но очень приятным, если потрогать. Тут, если оно никем не занято, обычно спит наша пушистая трёхцветная, не знаю почему оно ей так нравится (если вы подумали про известный шведский, то да, угадали). Над временно компьютерным справа прикручена (думаю, что надёжно, я очень старалась) длинная и широкая книжная (тоже оттуда, да) и на ней аккуратно сложены дочкины школьные и мои многочисленные записные, а сверху на них сидит большой игрушечный меховой восьминогий, но не страшный же ничуть, тоже дочкин, и зовут его не скажу как. А на нём - остроконечная ведьминская зеленоватая, на которой изображён он же, не скажу как зовут и вычурно сплетённая им, в общем, атмосферно изображено, да. А снизу на маленьком детском, когда-то на нём сидели, но это не точно, - стоит высокая деревянная, и когда мы слушаем что-то мелодичное или драйвовое или смотрим что-то захватывающее, из неё звучит очень мощно и чисто, а если добавить кое-что и подстроить, то прямо - ух! Занимая почти целиком правую гипсовую, не несущую, снизу и прямо до самого натяжного, громоздится массивный деревянный книжный, сделанный кем-то очень талантливым (я обожаю деревянное, сделанное вручную и книжные старинные вот эти) Сквозь стеклянные узкие видно всё, что там внутри прячется. А прячется много-много всего, потому что он реально очень большой. Всё, я устала это всё описывать и вышла через деревянную, остеклённую пить горячий ароматный, вот уже зовут, говорят что вскипело.
Я сижу на довольно удобном длинном, не слишком мягком. Он приятно коричневый, бархатистый, покрыт флисовым рисунчатым, слегка затёртым. Тут я сплю, читаю, глажу своих пушистых и мурчащих, слушаю мелодичное, а прямо сейчас печатаю странное нечто, и оно появляется на мерцающем голубоватом, прямо напротив меня. Позади меня несколько прямоугольных комфортно мягких, вычурно узорчатых, коричнево-бирюзовых, а также мягкий пушистый красный, не слишком тонкий и лёгкий, сейчас аккуратно сложенный, под которым я сплю. Рядом слева от меня небольшая плоская, обтянутая белой шерстяной барашково-кучерявой мягкой, очень нежно прикасающейся к щеке, когда я на ней сплю. И также маленькая жёлтая вытянутая, приятно шуршащая можжевеловыми, которыми она набита. Её я кладу рядом, чаще когда головная надоедливая не даёт спокойно уснуть, и наслаждаюсь приятным древесным, который она до сих пор хранит. Слева над на однотонных светло-бирюзовых фактурных висит прямоугольная, оригинально выполненная неизвестным корейским кем-то, изображающая высокий горный, покрытый редкими высокими, слегка корявыми, а внизу протекает спокойная , полноводная, омывающая каменистые, изрезанные и выступающие из неё округлые холодные. Прямо под этой прямоугольной - низенький простой квадратный, очень лёгкий, поэтому его удобно передвигать туда-сюда, что весьма практично. На нём как обычно полно всего навалено - тут и старые, уже прочитанные, и новые, только купленные и подаренные недавно, толстые и не очень, но совершенно точно интересные, покорно ожидающие своего. Два абсолютно разных, но по-своему красивых, необычных, совершенно необходимых особенно в это тёмное самайновское, они хранят внутри горящее, которое освещает и придаёт всему вокруг особую, таинственно-сказочную, правда освещает конечно не достаточно, чтобы читать, но чтобы уютно засыпать - вполне себе. Совсем недавно тут рядом с ними стоял ещё такой же тыквенный традиционный, но он не очень долговечный, увы. Тут же лежат и недовязанная коричневая, неважно что, всё равно распущу, не очень получилась, ну и конечно шерстяные, смотанные в аккуратный, куда же без них. А снизу ещё стоит большущая, доставшаяся мне каким-то непостижимым нечтом, плотно смотанная с джутовыми но тонкими, ожидая моей безудержной и кривых, растущих из (молчу-молчу).
Над ведущей в соседнюю детскую застеклённой наполовину, висят круглые простецкие, с крупными арабскими и показывают время, надеюсь, что правильно. Дальше громоздится высокий двухдверный платяной, со стеклянными матовыми, которые в новогодние наши самые любимые украшаются собственноручно нарисованными белой зубной (ну то - чем зубы чистят) разными причудливыми, насколько позволяет то самое безудержное и кривые, растущие из (ну вы поняли). Позади него прячется гладильная, вон торчит немножко, я отсюда вижу. Передо мной лежит синтетический довольно плотный оранжевый, с коротким, местами потраченным моим обожаемым пушистым когтистым, предпочитающим использовать его настолько вольно. Но а вообще он для более приятного и мягкого, чтобы стоять, сидеть и даже лежать (помню как читала лёжа на нём, когда мы только переехали). Слева на нём разместились временно в высоком прямоугольном, бережно застеленном мягкой, хоть и старенькой махровой, четыре недавно родившиеся невероятно милые и пушистые - белый, рыжий, черно-белый и пёстрый, которые только и делают что спят и кушают. И иногда там же с ними находится их заботливая родная, наша трёхцветная молодая ласковая, которую мы все очень любим. Я смотрю вперёд на серое, покрытое облаками вечное нечто (или ничто) сквозь тонкие прозрачно-зелёные, украшенные цветочным незамысловатым. За ними на белом пластиковом (сейчас оно всё пластиковое) стоят несколько керамических с растущими и даже цветущими, тянущимися вверх (кажется, я их опять забыла полить, ой). Белые нежные миниатюрные цветут уже довольно долго, чему я несказанно рада. Напротив занавешенного этими лёгкими зелёными стоит старый советский полированный, который вообще обеденный, но временно используется как письменный, компьютерный и рисовальный. Он обычно бывает завален всякой разной, потому что там кое-кто делает заданное допоздна и редко за собой убирает. Всё это освещает металлическая настольная, невероятно яркая, которую я чинила уже и не вспомнить сколь часто. Там же стоит мой древний (не настолько, но всё же довольно старый и не слишком мощный) персональный Он, хранящий в себе много очень важного и неважного, которое давно пора удалить. С ним же, разумеется, проводная дешёвая, но вполне удобная кстати, хоть и не слишком шустрая. Ну и новенькая подсвеченная тремя разными, чтобы в ночное и тёмное я попадала на правильные и не косячила, если вдруг обычно засиделась-задумалась или что-то сочиняю. А, и плоский 19-дюймовый, куда ж без него. Возле временно компьютерного расположилось округлое вертящееся, обтянутое белым меховым, хоть и не настоящим, но очень приятным, если потрогать. Тут, если оно никем не занято, обычно спит наша пушистая трёхцветная, не знаю почему оно ей так нравится (если вы подумали про известный шведский, то да, угадали). Над временно компьютерным справа прикручена (думаю, что надёжно, я очень старалась) длинная и широкая книжная (тоже оттуда, да) и на ней аккуратно сложены дочкины школьные и мои многочисленные записные, а сверху на них сидит большой игрушечный меховой восьминогий, но не страшный же ничуть, тоже дочкин, и зовут его не скажу как. А на нём - остроконечная ведьминская зеленоватая, на которой изображён он же, не скажу как зовут и вычурно сплетённая им, в общем, атмосферно изображено, да. А снизу на маленьком детском, когда-то на нём сидели, но это не точно, - стоит высокая деревянная, и когда мы слушаем что-то мелодичное или драйвовое или смотрим что-то захватывающее, из неё звучит очень мощно и чисто, а если добавить кое-что и подстроить, то прямо - ух! Занимая почти целиком правую гипсовую, не несущую, снизу и прямо до самого натяжного, громоздится массивный деревянный книжный, сделанный кем-то очень талантливым (я обожаю деревянное, сделанное вручную и книжные старинные вот эти) Сквозь стеклянные узкие видно всё, что там внутри прячется. А прячется много-много всего, потому что он реально очень большой. Всё, я устала это всё описывать и вышла через деревянную, остеклённую пить горячий ароматный, вот уже зовут, говорят что вскипело.
@темы: Notes